воскресенье, 21 апреля 2013 г.

Читаем рассказы Бориса Екимова

Очень люблю творчество этого автора, тем более что чувствую себя его землячкой, ведь он  тоже живет в Волгоградской области. Всем советую прочитать такие его произведения, как "Пастушья звезда", "Пиночет", "Фетисыч" и, конечно, замечательный рассказ "Ночь исцеления", отрывок из которого я предлагаю вам прочитать в этот раз. 
Читаем, определяем проблему, поднятую в этом тексте и авторскую позицию. Пишем об этом в комментариях. Жду Ваших ответов.

Текст № 2


Внук приехал и убежал с ребятами на лыжах кататься. А баба Дуня, разом оживев, резво суетилась в доме: варила щи, пирожки затевала, доставала варенья да компоты и поглядывала в окошко, не бежит ли Гриша.
И нынче с Гришиным приездом она про хвори забыла. День летел невидя, в суете и заботах. Не успела оглянуться, а уж синело за окном, подступал вечер. За окном солнце давно закатилось. Долго розовело небо. И уже светила луна половинкою, но так хорошо, ясно. Укладывались спать. Баба Дуня, совестясь, сказала:
– Ночью, може, я шуметь буду. Так ты разбуди.
Гриша отмахивался:
– Я, бабаня, ничегоне слышу. Сплю мертвым сном.
– Ну и слава Богу. А то вот я шумлю, дура старая. Ничего поделать не могу.
Заснули быстро, и баба Дуня, и внук.
Но среди ночи Гриша проснулся от крика:
– Помогите! Помогите, люди добрые!
Спросонья, во тьме он ничего не понял, и страх обуял его.
– Люди добрые! Карточки потеряла! Карточки в синем платочке завязаны! Может, кто поднял? – И смолкла.
Гриша уразумел, где он и что. Это кричала баба Дуня. Во тьме, в тишине так ясно слышалось тяжелое бабушкино дыхание. Она словно продыхивалась, сил набиралась. И снова запричитала, пока не в голос:
– Карточки… Где карточки… В синем платочке… Люди добрые. Ребятишки… Петяня, Шурик, Таечка… Домой приду, они исть попросят… Хлебец дай, мамушка. А мамушка ихняя… – Баба Дуня запнулась, словно ошеломленная, и закричала: – Люди добрые! Не дайте помереть! Петяня! Шура! Таечка! – Имена детей она словно выпевала, тонко и болезненно.
Гриша не выдержал, поднялся с постели, прошел в бабушкину комнату.
– Бабаня! Бабаня! – позвал он. – Проснись…
Она проснулась, заворочалась:
– Гриша, ты? Разбудила тебя. Прости, Христа ради.
– Ты, бабаня, не на тот бок легла, на сердце.
– На сердце, на сердце… – послушно согласилась баба Дуня.
– Нельзя на сердце. Ты на правый ложись.
– Лягу, лягу…
Она чувствовала себя такой виноватой. Гриша вернулся к себе, лег в постель. Баба Дуня ворочалась, вздыхала. Не сразу отступало то, что пришло во сне. Внук тоже не спал, лежал, угреваясь. Про карточки он знал. На них давали хлеб. Давно, в войну и после. А Петяня, о котором горевала бабушка,– это отец .

Утром Гриша ушел на рыбалку. А потом как-то к вечеру он ходил на почту, в город звонить. В разговоре мать спросила:
– Спать тебе баба Дуня дает? – И посоветовала: – Она лишь начнет с вечера говорить, а ты крикни: «Молчать!» Она перестает. Мы пробовали.
По пути домой стало думаться о бабушке. Сейчас, со стороны, она казалась такой слабой и одинокой. А тут еще эти ночи в слезах, словно наказание. Про старые годы вспоминал отец. Но для него они прошли. А для бабушки – нет. И с какой, верно, тягостью ждет она ночи. Все люди прожили горькое и забыли. А у нее оно снова и снова. Но как помочь?
Свечерело. Солнце скрылось за прибрежными донскими холмами. Розовая кайма лежала за Доном, а по ней – редкий далекий лес узорчатой чернью. В поселке было тихо, лишь малые детишки смеялись, катаясь на салазках. Про бабушку думать было больно. Как помочь ей? Как мать советовала? Говорит, помогает. Вполне может и быть. Это ведь психика. Приказать, крикнуть – и перестанет. Гриша неторопливо шел и шел, раздумывая, и в душе его что-то теплело и таяло, что-то жгло и жгло. Весь вечер за ужином, а потом за книгой, у телевизора Гриша нет-нет да и вспоминал о прошедшем. Вспоминал и глядел на бабушку, думал: «Лишь бы не заснуть».
За ужином он пил крепкий чай, чтобы не сморило. Выпил чашку, другую, готовя себя к бессонной ночи. И пришла ночь. Потушили свет. Гриша не лег, а сел в постели, дожидаясь своего часа. За окном светила луна. Снег белел. Чернели сараи. Баба Дуня скоро заснула, похрапывая. Гриша ждал. И когда наконец из комнаты бабушки донеслось еще невнятное бормотание, он поднялся и пошел. Свет в кухне зажег, встал
возле кровати, чувствуя, как охватывает его невольная дрожь.
– Потеряла… Нет… Нету карточек… – бормотала баба Дуня еще негромко. – Карточки… Где… Карточки… – И слезы, слезы подкатывали.
Гриша глубоко вздохнул, чтобы крикнуть громче, и даже ногу поднял – топнуть. Чтобы уж наверняка.
– Хлебные… карточки… – в тяжкой муке, со слезами выговаривала баба Дуня.
Сердце мальчика облилось жалостью и болью. Забыв обдуманное, он опустился на колени перед кроватью и стал убеждать, мягко, ласково:
– Вот ваши карточки, бабаня… В синем платочке, да? ваши в синем платочке? Это ваши, вы обронили. А я поднял. Вот видите, возьмите,– настойчиво повторял он. – Все целые, берите…
Баба Дуня смолкла. Видимо, там, во сне, она все слышала и понимала. Не сразу пришли слова. Но пришли:
– Мои, мои… Платочек мой, синий. Люди скажут. Мои карточки, я обронила. Спаси Христос, добрый человек…
По голосу ее Гриша понял, что сейчас она заплачет.
– Не надо плакать,– громко сказал он. – Карточки целые. Зачем же плакать? Возьмите хлеба и несите детишкам. Несите, поужинайте и ложитесь спать,– говорил он, словно приказывал. – И спите спокойно. Спите.
Баба Дуня смолкла.
Гриша подождал, послушал ровное бабушкино дыхание, поднялся. Его бил озноб. Какой-то холод пронизывал до костей. И нельзя было согреться. Печка была еще тепла. Он сидел у печки и плакал. Слезы катились и катились. Они шли от сердца, потому что сердце болело и ныло, жалея бабу Дуню и кого-то еще… Он не спал, но находился в странном забытьи, словно в годах далеких, иных, и в жизни чужой, и виделось ему там, в этой жизни, такое горькое, такая беда и печаль, что он не мог не плакать. И он плакал, вытирая слезы кулаком. Но как только баба Дуня заговорила, он забыл обо всем. Ясной стала голова, и ушла из тела дрожь. К бабе Дуне он подошел вовремя.
– Документ есть, есть документ… вот он… – дрожащим голосом говорила она. – К мужу в госпиталь пробираюсь. А ночь на дворе. Пустите переночевать.
Гриша словно увидел темную улицу и женщину во тьме и распахнул ей навстречу дверь.
– Конечно, пустим. Проходите, пожалуйста. Проходите. Не нужен ваш документ.
– Документ есть! – выкрикнула баба Дуня.
Гриша понял, что надо брать документ.
– Хорошо, давайте. Так… Ясно. Очень хороший документ. Правильный. С фотокарточкой, с печатью.
– Правильный… – облегченно вздохнула баба Дуня.
– Все сходится. Проходите.
– Мне бы на полу. Лишь до утра. Переждать.
– Никакого пола. Вот кровать. Спите спокойно. Спите. Спите. На бочок и спите.
Баба Дуня послушно повернулась на правый бок, положила под голову ладошку и заснула. Теперь уже до утра. Гриша посидел над ней, поднялся, потушил в кухне свет. Кособокая луна, опускаясь, глядела в окно. Белел снег, посверкивая живыми искрами. Гриша лег в постель, предвкушая, как завтра расскажет бабушке и как они вместе… Но вдруг обожгло его ясной мыслью: нельзя говорить. Он отчетливо понял – ни слова, ни даже намека. Это должно остаться и умереть в нем. Нужно делать и молчать. Завтрашнюю ночь и ту, что будет за ней. Нужно делать и молчать. И придет исцеление.

суббота, 20 апреля 2013 г.

Читаем интересные книги и....

...определяем проблему, поставленную в этом тексте. Идея не моя (Т.Н.Назарова, Е.Н.Скрипка) и идея не нова.
Уважаемые одиннадцатиклассники!
Каждый день в блоге будет появляться текст из произведений писателей ХХ  и ХХI века. Тексты художественные, интересные, но и трудные в плане определения проблемы. Предлагаю вам прочитать текст, в комментариях написать ваши догадки по определению. проблемы и авторской позиции. Через сутки я напишу, правильно ли вы выполнили задание. А то, что вы узнаете из текстов, можно использовать в качестве литературных аргументов для доказательства своей позиции по сходным проблемам в других текстах. Только не забудьте автора и название произведения!
Автор первого текста - Чингиз Айтматов ( 1928-2008), наиболее интересные его произведения, на мой взгляд, "И дольше века длиться день" и "Плаха". Первый текст из романа "И дольше века длится день.." Жду ваших комментариев.

Текст 1
Предание начиналось с того, что кочевые племена жуаньжуанов, захватившие сарозекские степи в прошлые века, исключительно жестоко обращались с пленными воинами. При случае они продавали их в рабство в соседние края, и это считалось счастливым исходом для пленного, ибо проданный раб рано или поздно мог бежать на родину. Чудовищная участь ждала тех, кого жуаньжуаны оставляли у себя в рабстве. Они уничтожали память раба страшной пыткой — надеванием на голову жертвы шири. Обычно эта участь постигала молодых парней, захваченных в боях. Сначала им начисто обривали головы, тщательно выскабливали каждую волосинку под корень. К тому времени, когда заканчивалось бритье головы, опытные убойщики забивали поблизости матёрого верблюда. Поделив выделанную шкуру, её тут же в парном виде напяливали на бритые головы пленных вмиг прилипающими пластырями — наподобие современных плавательных шапочек. Это и означало надеть шири. Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, превращался в манкурта — раба, не помнящего своего прошлого.
Брошенные в поле на мучительную пытку в большинстве своём погибали под солнцем. В живых оставались один или два манкурта из пяти-шести. Погибали они не от голода и даже не от жажды, а от невыносимых, нечеловеческих мук, причиняемых усыхающей, сжимающейся на голове сыромятной верблюжьей кожей. Неумолимо сокращаясь под лучами палящего солнца, шири стискивало, сжимало бритую голову раба подобно железному обручу. Уже на вторые сутки начинали прорастать обритые волосы мучеников. Жёсткие и прямые азиатские волосы иной раз врастали в сыромятную кожу, в большинстве случаев, не находя выхода,.волосы загибались и снова уходили концами в кожу головы, причиняя ещё большие страдания. Последние испытания сопровождались полным помутнением рассудка. Лишь на пятые сутки жуаньжуаны приходили проверить, выжил ли кто из пленных. Если заставали в живых хотя бы одного из замученных, то считалось, что цель достигнута. Такого поили водой, освобождали от оков и со временем возвращали ему силу, поднимали на ноги. Это и был раб-манкурт, насильно лишённый памяти и потому весьма ценный, стоивший десяти здоровых невольников. Существовало даже правило — в случае убийства раба-манкурта в междоусобных столкновениях выкуп. за такой ущерб устанавливался в три раза выше, чем за жизнь свободного соплеменника.
Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери — одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом. Лишённый понимания собственного «я», манкурт с хозяйственной точки зрения обладал целым рядом преимуществ. Он был равнозначен бессловесной твари и потому абсолютно покорен и безопасен. Он никогда не помышлял о бегстве. Для любого рабовладельца самое страшное — восстание раба. Манкурт был единственным в своем роде исключением — ему в корне чужды были побуждения к бунту, неповиновению. Он не ведал таких страстей. И поэтому не было необходимости стеречь его, держать охрану и тем более подозревать в тайных замыслах. Манкурт, как собака, признавал только своих хозяев. С другими он не вступал в общение. Все его помыслы сводились к утолению чрева. Других забот он не знал. Зато порученное дело исполнял слепо, усердно, неуклонно. Манкуртов обычно заставляли делать наиболее грязную, тяжкую работу или лее приставляли их к самым нудным, тягостным занятиям, требующим тупого терпения. Только манкурт мог выдерживать в одиночестве бесконечную глушь и безлюдье степей, находясь неотлучно при отгонном верблюжьем стаде. Он один на таком удалении заменял множество работников. Надо было всего-то снабжать его пищей — и тогда он бессменно пребывал при деле зимой и летом, не тяготясь одичанием и не сетуя на лишения. Повеление хозяина для манкурта было превыше всего. Для себя же, кроме еды и обносков, чтобы только не замерзнуть в степи, он ничего не требовал...
Куда легче снять пленному голову или причинять любой другой вред для устрашения духа, нежели отбить человеку память, разрушить в нём разум, вырвать корни того, что пребывает с человеком до последнего вздоха, оставаясь его единственным обретением, уходящим вместе с ним и недоступным для других. Но кочевые жуаньжуаны, вынесшие из своей кромешной истории самый жестокий вид варварства, посягнули и на эту сокровенную суть человека. Они нашли способ отнимать у рабов их живую память, нанося тем самым человеческой натуре самое тяжкое из всех мыслимых и немыслимых злодеяний.
(По роману «И дольше века длится день» )











"Библионочь" в сельской библиотеке

"Библионочь" - массовая акция российских библиотек по привлечению читателей. Судя по тому, что показывают по телевизору, в городах желающих посетить библиотеку ночью было много. А вот что же такое "Библионочь" в небольшой сельской библиотеке, хотя и районной по статусу? "Библионочь" - это встреча с интересными людьми, "Библионочь" - это интересные разговоры о книгах, "Библионочь" - это креативные библиотекари, "Библионочь" - это умелая мотивация на прочтение все большего количества книг, "Библионочь" - это радость от понимания, как много книг ты уже прочитал и как много ты знаешь... Мне понравилось!
В этом году наши библиотекари догадались дать объявление в газету, по которому я и узнала о готовящемся мероприятии, т.к. из-за большой загруженности хожу  в библиотеку редко, книги читаю все больше  электронные.Но людей было немного, можно даже сказать мало.Да и сами хозяева, по-видимому, не рассчитывали на большую аудиторию. Поэтому было тепло, уютно и по-домашнему - встреча людей, увлеченных книгой: учителя, библиотекари и самые-самые любимые читатели. А задумано было все интересно. Мы завязывали цветные ленточки на Дереве читательских предпочтений, упражнялись в умении отгадать книгу по странному описанию и всего одной цитате, побывали в "Литературном баре", где получили рекомендации по выбору книги на свой вкус ( это мне больше всего понравилось), вспоминали стихи, на которые были написаны песни, встречались с библиотечным Привидением и местным писателем. А закончилось все чаепитием с пирогами. Я бы на такие интеллектуальные посиделки ходила бы каждый месяц. Да не зовут!



четверг, 28 марта 2013 г.

К урокам, посвященным Борису Пастернаку

И опять сообщение для одиннадцатиклассников. Как мы и договаривались, публикую перечень стихотворений, которые вам необходимо прочитать. Одно из стихотворений ВЫУЧИТЬ!






Стихотворения:
"Февраль. Достать чернил и плакать"
"Определение поэзии"
"Во всем мне хочется дойти..."
"Гамлет".
"Зимняя ночь"
"Снег идет"
"Быть знаменитым некрасиво"...
 С 1946 года Борис Пастернак 5 лет подряд выдвигался на соискание Нобелевской премии по литературе, а когда в 1958 году она была ему присуждена за роман "Доктор Живаго", со страниц газет прозвучало: "тридцать серебряников", "не читал, но осуждаю"….
 От премии его заставили отказаться, но травлю не прекратили, требуя его высылки из страны. Травля длилась недолго – через два года писателя не стало.

 Рукописи не горят – остался роман, создававшийся им в течение 10 лет, который он сам считал вершиной своего творчества. Роман мог называться  и иначе – ведь писатель долго выбирал имя, своему произведению: "Свеча горела", "Опыт русского Фауста", "Смерти нет", "Мальчики и девочки". Но нам остался "Доктор Живаго"…
А еще потратьте свое драгоценное время на просмотр фильма "Докто Живаго". Впервые "Доктор Живаго" был экранизирован в Бразилии – в 1959 году вышел телефильм "Doutor Jivago". В 1965 году вышла самая знаменитая в мире голливудская экранизация Дэвида Лиина "Dottor Zivago, Il" , получившая 5 премий Оскар с Джулии Кристи и Омаром Шарифом в главных ролях. Третья постановка была осуществлена Джакомо Кампиотти в 2002 году с Кирой Найтли и Гансом Мэтисоном  и только четвертый фильм был снят в России в 2005 году режиссером Александром Прошкиным с Олегом Меньшиковым и Чулпан Хаматовой.

Предлагаю посмотреть фильм 1965 года, который, по мнению многих, самый пастернаковский. А остальные - пусть останутся в запасе, на потом. Но все же я надеюсь, что просмотр фильма не заменит вам прочтения знаменитого романа Пастернака, которому так не везет в школьной программе.